Гражданин император: были ли у Николая II шансы сохранить власть

История одного отречения

15 марта исполнилось 107 лет, как Россия живет без царя во главе государства. Впрочем, если цепляться за формальности, чуть меньше: акт отречения Николая II, подписанный 2 (15) марта 1917 года, в силу вступил на четыре дня позже, после его официального опубликования. А по мнению некоторых педантов, увольнение царя и вовсе было юридически ничтожным. Помочь разобраться в правовой стороне исторической драмы мы попросили старшего следователя-криминалиста СКР в отставке Владимира Соловьева.

Соловьев Владимир Николаевич, родился в городе Ессентуки Ставропольского края в 1950 году. Работал в органах прокуратуры, затем в Следственном комитете России. Участвовал в расследовании многих резонансных дел, в том числе дела ГКЧП, дела о событиях 3–4 октября 1993 года в Москве, дел об убийствах священника Александра Меня, журналиста Дмитрия Холодова, генерала Льва Рохлина, о террористических актах в Москве и на Северном Кавказе. Возглавлял следствие по делу о гибели Николая II и его семьи – с момента его возбуждения (август 1993 года) и до ноября 2015 года. С марта 2020 года – в отставке.

– Да, определение статуса потерпевших было очень важным вопросом. Потому что когда ты решаешь, какую статью обвинения предъявить убийцам, ты должен понимать их умысел: кого они убивали и с какой целью. Важно было также понять, как смотрело на их жертв государство. Ответить на эти вопросы невозможно без осмысления событий, связанных с отречением Николая II от престола.

Сразу хочу сказать, что с осени 2016 года я не соприкасаюсь с расследованием возобновленного уголовного дела, и как рассматривает эти вопросы новое следствие, мне неизвестно: свой взгляд на них Следственный комитет до настоящего времени официально не высказывал. Но так как все претензии со стороны оппонентов официального следствия идут в мой адрес, считаю возможным изложить свое мнение на этот счет.

– Некоторые из них исключают саму возможности расследования обстоятельств гибели Николая II и его семьи в рамках уголовного дела, поскольку, мол, это не обычное преступление, ответственность за которое предусмотрена Уголовным кодексом, а лишение жизни “царственного венценосца и помазанника Божьего”.

Позиция их, если кратко, сводится к тому, что во второй половине 1916 года в России и за рубежом сложилась сплоченная группировка из представителей политических, военных, дипломатических кругов, которые поставили перед собой цель уничтожения монархии в России. Активное участие в заговоре приняли масоны и представители других тайных обществ. Организовав в феврале 1917 года волнения в Петрограде, заговорщики обманом выманили императора в Ставку в Могилеве, где фактически лишили его свободы, а затем, используя обман и сильное моральное давление, вынудили его отречься.

Согласно этой точке зрения, даже если отречение и было подписано, то оно незаконно и юридически ничтожно, поскольку противоречит Основным государственным законам Российской империи. А ряд авторов отрицают и сам факт подписания. По их версии, текст акта – фальшивка.

– Заговор был, но он не был реализован. Во главе его стоял Александр Гучков, член Государственного совета, председатель Центрального военно-промышленного комитета. Целью заговора было, однако, не уничтожение монархии, а создание конституционной ее версии, напоминающей британскую. План заключался в захвате императорского поезда во время одной из поездок Государя в Ставку: Николая II предполагалось арестовать и принудить к отречению в пользу цесаревича Алексея при регентстве Михаила Александровича, брата царя.

Но о заговоре стало известно властям. 27 января (здесь и далее даты приводятся по старому стилю. – “МК”) Петроградское охранное отделение нанесло по замыслам заговорщиков ощутимый удар, арестовав все руководство тесно связанной с Гучковым Рабочей группы Центрального военно-промышленного комитета – Гвоздева, Емельянова и других. Правда, чтобы не вызвать лишних волнений, министр внутренних дел Протопопов категорически отказался арестовать самого Гучкова.

В такой обстановке все попытки Гучкова найти людей, способных осуществить захват царя, закончились ничем: возможностей для осуществления заговора в подобной форме не было.

– На мой взгляд, сложилась редкая совокупность событий, которая и привела российское самодержавие к краху. Безусловно, одним из наиболее важных факторов, определивших успех восстания, было отсутствие в столице в эти дни императора. Как известно, он уехал в Ставку 22 февраля 1917 года, то есть буквально накануне начала революции. Но никто его не выманивал.

Удивляться тут, скорее, приходится очень долгому отсутствию царя, принявшего на себя в августе 1915 года звание Верховного главнокомандующего, в Ставке. Николай II не появлялся там более двух месяцев: в конце декабря, сразу после гибели Григория Распутина, уехал из Могилева в Царское Село, где находился 66 дней.

Военные уже начали роптать по этому поводу. На это, в частности, указывают слова великого князя Михаила Александровича, сказанные им 22 февраля во время проводов императора: он выразил большое неудовлетворение поездкой брата, заметив, что “в армии растет большое неудовольствие по поводу того, что государь живет в Царском и так долго отсутствует в Ставке”.

К этому нужно добавить, что в Ставке долго время не было и начальника штаба Верховного главнокомандующего: генерал-адъютант Михаил Алексеев три месяца лечился в Севастополе. Такое положение дел для воюющей страны было, конечно, совершенно ненормальным. Вернувшись в Могилев 18 февраля, Алексеев направляет императору телеграмму с просьбой приехать в Ставку, где шла в это время напряженная работа по подготовке наступления на Юго-Западном фронте.

Надо также отметить, что незадолго до отъезда у императора произошло несколько неприятных встреч. 10 февраля он подвергся сильному давлению со стороны председателя Государственной думы Родзянко и великого князя Александра Михайловича: оба в резкой форме настаивали на выполнении требований думской оппозиции о создании “ответственного министерства” – правительства, которое бы формировалось Думой и было бы ему подотчетно.

И Николай вроде бы согласился. Как писал в своих мемуарах Родзянко, ссылаясь на председателя Совета министров князя Голицына, незадолго до своего отъезда в Могилев царь провел совещание с участием главы кабинета и нескольких министров, которое закончилось решением царя явиться на следующий день в Думу и объявить о своей воле – о даровании “ответственного министерства”.

Князь Голицын, которому очень хотелось скинуть с себя бремя премьерских обязанностей, довольный и радостный вернулся домой. Но вечером его вновь вызвали во дворец: Николай сообщил ему, что изменил свое решение и уезжает в Ставку.

Историки почему-то мало обращают внимания на этот факт, а он, на мой взгляд, является ключевым для понимания февральских событий. Очевидно, что идея образования “ответственного правительства”, существенно сужавшего пределы его власти, то есть, по сути, перехода к конституционной монархии, была крайне неприятна царю.

Возможно, в телеграмме Алексеева он увидел для себя “палочку-выручалочку”. Он мог рассуждать так: меня вызывают в Ставку – всякий поймет, если я туда поеду. Мало того, уезжая, Николая подписал и передал Голицыну указ о прекращении заседаний Государственной думы. Но не указал дату – ее должен был поставить глава правительства. Указ в итоге был обнародован 25 февраля, то есть уже в разгар революции, и лишь поспособствовал ее разрастанию.

В общем, судя по всему, император решил отказаться от каких бы то ни было политических реформ. Логика такого решения понятна: весеннее наступление обещало победу. Только что, в январе 1917 года, в Петрограде прошла большая конференция союзников, на которой были обсуждены и согласованы все планы.

Предполагалось ударить по противнику одновременно и закончить войну к концу 1917 года. Ну а после победы все разговоры о создании “ответственного министерства” потеряли бы актуальность.

– Настроение у него, конечно, было подавленное. Уезжал он отчасти с целью развеяться, оторваться от политической обстановки Петрограда, которая его явно угнетала. Но угрозы для своего трона он, по всей видимости, действительно не чувствовал. Перед отъездом министр внутренних дел заверил его о том, что ситуация полностью под контролем: все “ростки революции” подавлены в зародыше.

Более странно то, что и после начала массовых выступлений он никак на это не реагирует. 23 февраля в поезде, когда уже бурлил весь Петроград, Николай II читает книгу Юлия Цезаря о завоевании Галлии. 24-го, находясь уже в Могилеве, получает орден, которым его наградил король Бельгии, работает в штабе, гуляет в садике…

25 февраля, когда в Ставку уже идет вал тревожных сообщений о разрастающихся волнениях в столице, император наконец дает первое распоряжение на этот счет: повелевает командующему Петроградским военным округом генералу Хабалову “завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны”. Как прекратить, какими силами? Об этом в телеграмме ни слова.

Николай II был опытным императором: за плечами были 22 года управления империей. Он прекрасно помнил революционные события 1905 года, знал, как “из искры возгорается пламя”. Казалось, что 100-тысячные демонстрации в столице воюющего государства должны были немедленно вызвать ответную реакцию монарха. Однако всю серьезность ситуации он, похоже, осознал только в день своего отречения.

Почему на его имя не приходили ежедневные сводки – от военных и гражданских властей, от полиции и жандармерии – обо всех происшествиях в столице воюющего государства? Ответ прост – император не обязал должностных лиц направлять такие сводки.

Очень показательно в этом отношении признание дворцового коменданта Владимира Воейкова, сделанное им на допросе в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства: “Я получил в наследство громадное количество переписки и докладов его величеству, которые представлялись министром внутренних дел и департаментом полиции. На одном из первых докладов государю я просил разрешения все эти записки уничтожить и на будущее время никакого к ним дела не иметь, на что и получил разрешение его величества”.

И таким было все окружение царя. Если называть вещи своими именами, то императорская свита была собранием бездельников. Они умели играть в лаун-теннис, вести пустые беседы за столом – и все. Это были компаньоны для спокойной дачной жизни, но никак не помощники императора в государственных делах. Но винить в этом Николаю было некому, кроме самого себя. Такова была вся его кадровая политика: он не терпел сильных людей возле себя.

– Я считаю, что точка невозврата была пройдена 26 февраля 1917 года. Анализ обстановки показывает, что уже 27 февраля 1917 года у императора не было никаких шансов сохранить свою власть. Переломным моментом явился переход на сторону восставших солдат Петроградского гарнизона, начавшийся в ночь с 26 на 27 февраля. А численность гарнизона, замечу, составляла 160 тысяч человек.

Надо также учитывать еще одно крайне важное обстоятельство. Хабалов ввел в Петрограде осадное положение, а согласно действовавшему тогда законодательству, военнослужащие, принявшие участие в мятеже в городе, объявленном на осадном положении, в течение суток должны были быть приговорены военно-полевым судом к расстрелу или к повешению. В течение следующих суток приговор надлежало привести в исполнение.

То есть сначала солдаты руководствовались эмоциями, а потом задумались: что с ними будет после того, как они поубивали своих офицеров? И им не оставалось ничего другого, кроме как идти до конца. Возвращение прежних порядков означало для восставших – по крайней мере, для многих из них – неминуемую гибель. Или пан, или пропал.

Ну а ко 2 марта, когда было подписано отречение, ситуация изменилась в еще более неблагоприятную для императора и тех, кто ему остался верным, сторону. На тот момент правительство уже полностью утратило контроль над столицей. Собственно, и самого правительства фактически не существовало: царские министры были арестованы и отправлены в Петропавловскую крепость.

Масштабы революции уже не ограничивались одним Петроградом. Восстала Москва: ко 2 марта революционеры контролировали практически все ключевые объекты города – почту, телеграф, телефон, вокзалы, арсеналы, Кремль… Вслед за Петроградом и Москвой революция начала распространяться по всей России. 2 марта в Твери солдаты зверски убили губернатора Николая фон Бютинга. Тело так и лежало до позднего вечера, близкие решились вывезти его лишь под покровом ночи.

К революции присоединились все части Петроградского гарнизона и главные базы Балтийского флота – Кронштадт и Гельсингфорс. Существовали реальные опасения, что в случае направления воинских частей для подавления мятежа они перейдут на сторону восставших.

Размах революционных событий смог почувствовать и сам император, когда, покинув Ставку ранним утром 28 февраля, попытался вернуться в Царское Село. Дальше станции Малая Вишера (160 километров от Петрограда. – “МК”) императорским поездам – на первом из них ехала свита, на втором сам царь – продвинуться не удалось: следующие станции, Любань и Тосно, были заняты революционными войсками.

Из-за этого пришлось изменить маршрут: Николай решил ехать в Псков, где находился штаб Северного фронта, которым командовал Николай Рузский. Именно там, на станции Псков, поздним вечером 2 марта и был подписано акт отречения.

Среди обвинений, которые предъявлялись и продолжают предъявляться генералам Алексееву и Рузскому, едва ли ни самое главное состоит в том, что императорский поезд якобы был блокирован в Пскове. Но исторические источники неопровержимо свидетельствуют о том, что ни тот, ни другой не пытались “заманить” Николая II в “ловушку”.

Идея отправиться в Псков принадлежала генералу Дубенскому, состоявшему в свите императора в качестве официального историографа. Для Рузского появление императорского поезда в Пскове было полной неожиданностью. В вопросы охраны императорских эшелонов он абсолютно не вмешивался. Легенда о том, что император и свита якобы находились под арестом, не имеет никакого подтверждения.

– Да, других вариантов уже не было. Решающим аргументом для Николая стала позиция главнокомандующих фронтами: все заявили о необходимости отречения. То есть управление действующей армией он тоже потерял. События неслись как разрушительная лавина. Император увидел, что ничего изменить уже невозможно.

Какие-то верные ему силы еще, возможно, оставались. Но он прекрасно понимал, что затей он гражданскую войну, этим непременно воспользуется внешний враг и расправится с Россией. А император желал победы своей стране. Поэтому его отречение было искренним и добровольным.

Об этом говорит и его прощальное посещение Ставки, куда он отправляется на следующий день, 3 марта. По сути, этим визитом он легализует свое отречение: все видят, что царь жив-здоров, никаких следов насилия над ним нет, никто его не конвоирует.

Николай встретился в Могилеве со своей матерью, вдовствующей императрицей Марией Федоровной, приехавшей к нему из Киева, с другими своими родственниками, с представителями союзных держав. Написал последний, прощальный приказ войскам.

В общем, ни у кого из находившихся в Ставке не осталось никаких сомнений в том, что отречение произошло безо всякого принуждения, что государь действовал осознанно, в интересах армии и государства.

– Это вполне естественно: подобных случаев в истории Российской империи еще не было. Существует, например, мнение, что Николай вообще не имел права отказываться от престола. Основывается оно на своеобразном толковании Основных законов Российской империи, в частности, статьи 37.

Эта статья гласит: “При действии правил, выше изображенных о порядке наследия Престола, лицу, имеющему на оный право, предоставляется свобода отрещись от сего права в таких обстоятельствах, когда за сим не предстоит никакого затруднения в дальнейшем наследовании Престола”.

Сторонники версии незаконности императорской “отставки” доказывают, что “свобода отрещись” распространялась лишь на наследников престола до начала царствования. Мол, действующие императоры такой “привилегией” не обладали. Однако в императорской России было совершенно иное понимание этой нормы.

Приведу мнение известного дореволюционного правоведа профессора Николая Коркунова: “Может ли уже вступивший на престол отречься от него? Так как царствующий государь, несомненно, имеет право на престол, а закон предоставляет всем, имеющим право на престол, и право отречения, то надо отвечать на это утвердительно…” Подобное толкование было общепринятым, преподавалось в высших учебных заведениях и не вызывало каких-либо возражений со стороны императора и членов Российского императорского дома.

Некоторые обосновывают тезис о нелегитимности отречения тем, что акт об отречении приравнивался к закону, а согласно “Основным законам”, законодательные акты не могли вступить в силу без одобрения Государственного совета и Государственной думы. Ни Дума, ни Госсовет отречение не утверждали. Стало быть, оно незаконно.

Но это абсолютно не так. Конечно, после того как царь издал в 1905 году манифест “Об усовершенствовании государственного порядка”, которым даровал своим подданным политические свободы и урезал, соответственно, свои права самодержца, “Основные законы” претерпели серьезные изменения. Но что касается раздела “Учреждение об императорской фамилии”, все было по-прежнему: в этой сфере верховным законодателем и судьей оставался император.

Для вступления акта об отречении в силу достаточно было, чтобы он был обнародован “во всеобщее сведение Правительствующим сенатом в установленном порядке”, а эта процедура была скрупулезно соблюдена: соответствующие распоряжения были сделаны Сенатом 5 марта. На следующий день акт был опубликован в “Собрании узаконений и распоряжений правительства”.

Все, с этого момента, то есть с 6 (19) марта 1917 года, Николай II навсегда утратил права на престол и превратился в обычного гражданина. Таковым он был и для Временного правительства, и для советской власти. И таким же остается с точки зрения современного российского законодательства.

В свидетельстве о смерти, выданном в 1996 году санкт-петербургским ЗАГСом, написано: “Гражданин: Романов Николай Александрович. Причина смерти: расстрелян. Место смерти: Екатеринбург”.

– Совершенно верно, гражданин Российской Федерации.

– Да, Основными законами Российской империи это предусмотрено не было. Сначала Николай собирался отречься в пользу сына – при регентстве великого князя Михаила Александровича. Именно этого требовала от него и вставшая во главе революции Дума. Изменить первоначальное намерение царя заставил разговор с лейб-хирургом Сергей Федоровым. Говорили они о здоровье цесаревича, страдавшего, как известно, от гемофилии.

Согласно воспоминаниям Федорова, царь привел предсказание Григория Распутина, согласно которому к 13 годам жизни цесаревич станет совершенно здоровым. На что Федоров ответил, что современная медицина таких примеров не знает: заболевание неизлечимо. Кроме того, лейб-медик предположил, что после отречения императора в пользу сына Алексею не позволят остаться с отцом.

То же подтвердили приехавшие из Петербурга за отречением посланцы революционной Думы, уполномоченные ее Временного комитета, – Гучков и Шульгин. Гучков сообщил Николаю, что ему придется уехать за границу, а сын должен будет остаться в России, при регенте. Поэтому-то Николай и принял то решение, о котором мы знаем: отрекся и за себя, и за больного сына и передал престол брату.

Сомнения в законности такого шага возникли уже в тот момент, когда он был сделан: все присутствующие были буквально огорошены решением императора. Засомневались и Гучков с Шульгиным. Но потом все-таки решили, что формула приемлема: главное, что отрекается сам Николай, а остальное не так уж важно.

И, в общем-то, они были правы. Вскоре этот вопрос действительно потерял всякое практическое значение. Михаил Александрович отказался принимать власть до решения Учредительного собрания об образе правления, а Учредительное собрание, проведя 5 января 1918 года одно-единственное заседание, было разогнано большевиками.

Впрочем, вопрос о государственном устройстве оно решить все-таки успело: государство было провозглашено Российской Демократической Федеративной Республикой. То есть точка в истории монархии в России была поставлена даже без вмешательства большевиков.

– Вопрос сложный, не имеющий однозначного ответа. В принципе, можно найти аргументы и в пользу отречения за сына. Алексей был несовершеннолетним, а законным представителями детей – такие положения были и в тогдашнем законодательстве – выступают их родители. Кроме того, как гласит теория права, главным толкователем закона является тот государственный орган, который его принял. В данном случае источником закона был сам император Николай II. Только он мог абсолютно правомочно истолковать изданный им акт.

Источник www.mk.ru

Выход из мобильной версии